| |
Много из того, что всю жизнь вызывает леденящий душу ужас у взрослых, попалось им на глаза в детские годы: глаз мухи или хоботок комара в двадцатикратном увеличении. Мохнатое тельце паука-птицееда. Широко разинутая пасть ядовитой змеи, водянистый безжизненный глаз акулы, прячущей в пасти свои треугольные зубы-бритвы с единственной целью тем кровожаднее впиться ими в добычу. Каракатица с клювом, точь-в-точь как у попугая.
Осьминоги, способные оплести своими щупальцами и утащить на дно целую лодку.
|
|
В три часа ночи он, вздрогнув от испуга, проснулся. Встал с кровати, включил свет и подошел к зеркалу. Долго и внимательно разглядывал свое крупное, мясистое лицо. Поначалу просто заспанное, оно на глазах приобретало обыкновенное сердитое выражение.
«На бабу стал похож», – заключил он. Быстро оделся и спустился по лестнице босиком, чтобы только хозяева не проснулись, и не поднялась бы суматоха. От нее он уже порядком устал. Они все уже и так не спускали с него глаз. В магазинах, когда он делал покупки, было особенно заметно, что травля эта не прекратилась. Он не подавал виду, ведь никак помешать им он все равно не мог...
|
Дело было в Гааге. Я бесцельно бродил по городу и решил зайти в одну киношку, где показывали «Dial M for Murder» Хичкока, вытащенный откуда-то с пыльных полок кинотеки. До начала сеанса оставалось еще минут пятнадцать, поэтому неудивительно, что кроме меня никого в зале не было. Я решил сесть в середине зала на места, слегка выдающиеся в проход, где можно вольготно вытянуть ноги. Хрипловатый женский голос пел мне одному «Send in the clowns». Не сказать, правда, что очень хорошо пел. Самоирония в этой песне так тонко переплетена с отчаянием, что ничего кроме полного краха певцу скромного дарования она принести не может. Смотря на море пустых кресел, простиравшееся передо мной, я вспоминал свое детство. Мальчишкой я часто представлял себе, что остался один во всеми покинутом городе и могу теперь свободно заходить, куда захочу, – в кондитерскую, в магазин игрушек или, скажем, в кино. Последнее желание, кажется, сбывалось, хоть долго это и не продлиться. И точно – вот вошел прожорливый тип в компании очаровательной барышни. По настоянию кавалера парочка села на самый последний ряд в уголок, очевидно, решив не по назначению использовать полумрак кинозала. Когда друг за другом вошли пожилая особа и юный кинолюбитель, голосок, певший «Fly me to the Moon», вдруг оборвался на полуслове, и началось представление....
|
ДВУМ СТАРУШКАМ было стыдно за то, что они были такими, как были: маленькими, морщинистыми, трясущимися и шаркающими ногами ста-рушками.
Когда они нечаянно взглядывали друг на дружку, каждая из них отводила глаза в сторону. Между собой они почти не разговаривали.
Они одевались во все темное и никогда не смотрелись в зеркало. И если во сне одна из них задевала другую рукой, та – если не спала – тут же отодви-галась как можно ближе к краю кровати и лежала, затаив дыхание и похо-лодев от страха.
|
Добрая половина дерева вдруг рухнула наземь, но треска я не услышал. Его заглушил взрыв, пролившийся на крону земляным дождем.
Прогрохотали новые взрывы, но зарева от них я не видел. Я шел не оборачиваясь. Передо мной никого не было. Видимо, я шагал первым. Вокруг росло так мало деревьев, что я, скорее всего, был как на ладони. А палили страшно. Я спотыкался чуть не каждый шаг на кочках и рытвинах затвердевшей земли. Склон был длинный и довольно пологий. А на противоположном склоне залегли немцы. «Лучше бы они нам в лоб пошли», – подумал я. Тогда бы нужно было просто тихо отползти к какому-нибудь убежищу. Если б только пить не хотелось так нестерпимо. Фляжка была пуста. Я оглянулся на остальных. Никого поблизости, просить воды не у кого.
|
|
|
первая страница перевода текста спектакля "Naked Boys Singing"
|
|
|
|
